Закончив в 1979 году среднюю школу № 6 города Губкина, я поступил в тех­нический лицей № 1 на специальность «электрослесарь по ремонту электро­оборудования», — делится воспоминаниями Юрий Васильевич,— а в фев­рале 1980-го для меня, как выстрел, впервые прозвучало слово «Афган»...

В декабре 1979-го, узнав в новостях о вводе Ограниченного контингента советских войск в Афганистан, еще не все понимали, что это война. А в феврале 1980-го в Губкин прибыл первый «цинк» с погибшим в Афгани­стане Игорем Капцевичем. Его родители жили на улице Кирова. Слух о ги­бели земляка распространился мгновенно. На похороны Игоря собрался, наверное, весь город.

Тогда, в 18 лет, война представлялась нам как возможность про­явить героизм и мужество по фильмам и рассказам о Великой Отечествен­ной. Что это горе, слезы и кровь, мы поняли только потом.

В ноябре 1981-го, в 19 лет, я был призван в армию. Убеждал себя: два года пролетят быстро, я выполню гражданский долг и вернусь домой.

После прохождения медкомиссии я был приписан в артиллерию. Но, как часто это бывает, после нескольких «пересылок» я и еще четверо бел­городцев оказались в военной школе поваров в городе Жмеринка Винниц­кой области Украины. Вместо полугода в «учебке» осваивать специальность довелось всего 3 месяца. В «учебке» мы должны были находиться до июня 1982 года. Но в марте приехал особисти, ознакомившись с личными делами, отобрал группу, которая в начале апреля убыла во Владимир Волынский. Там на территории кадрированной частиформировались группы военнослужа­щих для отправки в ДРА.

Учиться приходилось мало — старая казарма петровских времен требовала ремонта, и мы усердно зарабатывали доски, работая на вагонно-ремонтном заводе. Слава богу, варить борщ меня учить было не надо, в юности я часто оставался один и готовить умел и любил. Потом из пяти белгородцев только один Алексей Кудинов стал работать по специальности – поваром в штабе 201-й мотострелковой дивизии.

Из Владимира Волынского нас отправили эшелоном в Ташкент. Ехали долго — 25 дней. Казалось, железной дороге не будет конца. По пол­дня стояли на каждом полустанке. Тогда мы на практике уяснили слова уста­ва о том, что солдат должен стойко переносить тяготы и лишения военной службы. Сопровождающий офицер пропил всю кашу и тушенку. И мы две недели сидели на одном кипятке и без сигарет.

Наконец прибыли в Среднюю Азию. А 4 мая на вертолете Ми-6 пе­ресекли границу Афганистана и приземлились на аэродроме вблизи Кундуза. Офицер, у которого находились наши личные дела, 2-3 раза в день называл фамилии ребят, и те убывали к месту службы.

После «тягот и лишений» была мечта — быстрее попасть в часть, принять душ, переодеться, поесть нормальную пищу.

Первая ночь в Афганистане запомнится надолго.

Как в фильме «Назад в прошлое», с наступлением темноты по все­му гарнизону вспыхивают сигнальные ракеты. То там, то здесь взлетают в небо трассера. Где-то звучат взрывы. Офицеры и солдаты ходят с оружием, магазины с боекомплектом пристегнуты к автоматам, в подсумках боевые гранаты — все это было необычно после Союза.

Ночью на территорию нашего пересыльного пункта въехало несколь­ко БМП. Фарами они осветили пятачок плаца. И нас —150 человек, находивших­ся на пересыльном пункте — построили на нем. Военные — по всей видимости, офицеры 25-30 лет, одетые в маскировочные халаты, в кроссовках и с оружием - предложили выйти из строя тем, кто имел звание мастера и кандидата в мастера по силовым видам спорта. А также тем, кто до призыва имел судимость. Вышли два человека — так была сформирована разведрота дивизии.

На третий день пребывания на пересылке прибывший сержант спросил:

- Кто отличит сопротивление от конденсатора?

- Я, — ответил я, потому что до армии увлекался радиотехникой.

И вот теперь попал в роту связи 149-го мотострелкового полка. Мой земляк Витя Галуцких попал механиком-водителем во 2-й батальон того же полка. Но встретились мы только через четыре месяца—на операции.

149-й мотострелковый полк состоял из 4 батальонов, вооруженных БМП-1. До конца  1982 года все они «переобулись» в БМП-2. В состав полка входили разведвзвод, рота связи, саперный взвод, комендантский взвод, прикомандированный танковый взвод.

Два батальона несли постоянное боевое дежурство на территории от городов Талукан и Файзабад на севере до города Пули-Хумри на юге провинции. Два батальона находились в расположении части, постоянно выезжали на сопровождение колонн и участвовали в боевых операциях по уничтожению бандформирований.

Первый мой выезд за территорию части состоялся через неделю, примерно в середине мая. Мы принимали колонну из Файзабада и вели ее до Кундуза. Впервые колонна дошла до гарнизона без единого выстрела — это бывало очень редко. Радостные, поставив БТР в парк, мы понесли оружие для сдачи в оружейную комнату, но не дошли до нее метров 50. Нас вернули и приказали следовать еще 25 км по маршруту колонны. Произошел инци­дент — один танк, двигавшийся в расположение танкового взвода в городе Талукан, был подбит из гранатомета. Наш БТР прибыл на место первым. Баш­ня танка лежала в 30 м от основания. Граната попала в нее, детонировал бое­комплект, и весь экипаж погиб. Мы расстелили палатку и собрали останки наших ребят. А подлетевшие разведчики прочесывали кишлак.

Я 19 лет прожил в средней полосе России. И о горах знал только из песен Высоцкого, что «лучше гор могут быть только горы». Поэтому пер­вые впечатления от афганских пейзажей — гор, сопок, яркой зелени вблизи рек — поразили меня. Но все приятные глазу виды забывались, когда ты по­нимал: за каждой скалой или «зеленкой» может скрываться противник.

Наш полк располагался на плоскогорье рядом с Кундузским аэро­дромом. Гусеничная и колесная техника при передвижении превращали гли­ну в пыль, которая волнами растекалась от бронетехники. Единственная до­рога, по которой запрещалось ездить обыкновенным машинам, была между полком и аэродромом в сторону медсанбата. Ее называли «дорога жизни», так как несколько раз в день по ней на бронетехнике доставляли погибших или раненых.

Тогда местные жители относились к нам доброжелательно. Часто, проезжая через город Кундуз или бывая в других кишлаках, мы общались с местной детворой, которая знала многих русских слов. Мы угощали их кон­фетами, а они радовались любой подаренной мелочи и были по-детски ис­кренни. Взрослые мужчины-афганцы были разными. Мы понимали: если он тебе улыбается днем, это не значит, что он не ставит мины ночью. Афганцы чувствовали помощь СССР. В их городах строились больницы и школы. Мы сопровождали колонны не только с военной техникой и боеприпасами, но и со строительными материалами, которых в Афганистане практически не было. Тысячи афганцев бесплатно учились в советских вузах.

Наш полк часто проводил операции совместно с царандоем. Мы брали афганцев на броню, по несколько дней передвигались по стране, жили и ели вместе. Это были простые крестьяне, с которыми легко было найти общий язык.

Среди военных специальностей Ограниченного контингента совет­ских войск можно было выделить самые рискованные. На мой взгляд, это са­перы, разведчики, водители и механики-водители, вертолетчики.

Саперы всегда шли впереди автоколонн и воинских частей в ходе операций. Они часто перемещались на БМР — тягаче, толкающем перед со­бой по два катка колесной пары, которые осуществляли подрыв мин, рас­чищая колею для идущей следом техники; но часто саперам приходилось преодолевать десятки километров пешком, щупом или миноискателем на­ходить и обезвреживать мины.

В мае 1983-го мы сопровождали колонну «наливников» (цистерны «Урал» и ЗИЛ, перевозящие ГСМ). Мой БТР шел за БРДМ саперов. Проходя через кишлак, мы обратили внимание, что ни на подходе к нему, ни в нем самом не было ни одного жителя. А так они обычно пасут скот или занимаются хозяй­ственными делами. Это был сигнал: в кишлаке — душманы. Мирные жители по­нимали: если «непримиримые» зашли в кишлак, то может начаться бой, и тогда они попадут под перекрестный огонь. Поэтому сразу уходили.

В 100 м перед БРДМ шли два сапера. Они обнаружили мину и начали разминирование. И тут по ним открыли огонь – одного убили, другого ранили. Стали обстреливать и нас из автоматов и гранатометов. Я спрыгнул с БТРа с ПК (пулемёт Калашникова), подбежал к саперам, стащил их с дороги и прикрывал прибытие группы медиков и солдат для эвакуации.

Из многих случаев именно за этот командир роты представил меня для награждения орденом Красной Звезды.

Рядом с палаткой роты связи стояла палатка разведроты. Мы дру­жили с разведчиками. Ротация их личного состава в течение года составляла примерно 50%. Мы с друзьями несколько раз писали рапорты о переводе в разведку. Но получали отказ, так как на нас оформили допуск к ЗАС (засекреченная аппаратура связи), кото­рая располагалась на узле связи полка и БТРах.

Когда я прибыл в роту на должность радиста БТР, моим коман­диром был сержант Саша Попович из Симферополя. Он познакомил меня с комплектом радиостанций, научил с ними работать это радиостанции  Р123, Р111 и Р130, в комплект входила и аппаратура ЗАС-Т-219. Под сиденьем заднего отсека БТР имелся ящик. Когда я спросил: «Что там?» — Александр заулыбался и открыл его: я увидел штук 20 кусков хозяйственного мыла. Спросил: «Зачем?» И узнал, что это — тротил. Для взрыва БТР и ЗАС в слу­чае окружения.

Командир нашего взвода — лейтенант Смирнов, командир роты — капитан Першин, начальник связи полка — майор Кожушко, начальник штаба полка — майор Садыров, командир полка полковник Шаповалов. Обо всех остались добрые воспоминания. Но самые теплые — о начальнике штаба Садырове и командире 2-го батальона майоре Цареве, с которым я встречался и после службы в Москве.

Целый год мы жили в одной палатке с Александром Хавановым. Он служил на машине ГАЗ-66. После увольнения в запас и до сегодняшнего дня мы с ним дружим семьями. У него фермерское хозяйство в 130 км от Губкина.

Год назад через Интернет разыскал Игоря Защеринского, с которым также жил в одной палатке. Он призвался на полгода позже меня, сейчас живет в Белоруссии.

На момент призыва в армию я уже был женат и имел дочь Ольгу, которой исполнилось 6 месяцев. Поэтому старался писать жене и родителям примерно раз в неделю. А письма шли 7-10 дней. Приблизительно с такой же регулярностью получал ответы. Писал я, как в Афганистане красиво. Что весной — тюльпаны и маки, прекрасные горы и чистый воздух; что мы помогаем афганцам, сажаем деревья, строим школы. Из дома писали, что тоже все хорошо, старались не волновать. Храню больше 100 писем.

Все участники Афганской войны награждены почетными грамотами Президиума Верховного Совета СССР, знаками «Воину-интернационалисту и «От благодарного афганского народа». У меня есть и другие награды: орден Красной Звезды и знак ЦК ВЛКСМ «Воинская доблесть». А также юбилейные медали Министерства обороны и общественных организаций.

О том, что я подлежу увольнению, узнал от начальника штаба пол­ка. Как-то в конце ноября, увидев меня в расположении части, он удивленно спросил: «Почему ты до сих пор здесь?» На следующий день я был отправлен в Союз. В армию я уходил, уже работая на Лебединском ГОКе. Туда же и вернулся — слесарем РСУ.

После возвращения из ДРА у нас сложилась группа ребят, с которыми мы вместе организовывали семейный досуг. Команды ветеранов участвовали в туристских слетах и соревнованиях. Сидели ночами у костра и пели песни. Песни эти были для узкого крута. Они «просачивались» из Афганистана в памяти ребят и на кассетах. Любимые песни «Кукушка», «Поднималась зорька…». Поэт любимый – Александр Столба. Но авторов и композиторов многих песен я не знаю. Песни эти, можно сказать, настоящие народные.

Детям своим о войне я рассказываю. Но не все, и когда меня спра­шивают: «Кому было трудно в Афганистане?» — я отвечаю: «Всем». Потому что в том климате, в тех условиях быта, по полтора-два года без отпуска да еще зная, что идет война в мирное время, было очень сложно. Герои — ре­бята, которые не вернулись. Те, кто стал инвалидом и каждый день, каждую секунду до сих пор ощущает войну на себе. Но и тем, кто пришел целым, сложно пришлось в жизни.

В Губкине с 1979 по 1989 год через Афганистан прошло 350 чело­век, 17 солдат и офицеров погибли, 22 стали инвалидами. Из 300 до 50 лет не дожили более 50 человек. Причины были разные, но, думаю, главная — во­енное прошлое.

Годы идут, и мое восприятие событий меняется. Но неизменно одно: война в Афганистане — важная и трудная часть нашей жизни. И наше поколение с честью и достоинством вынесло эти испытания. Жаль ребят, которые не вернулись или стали инвалидами. Жаль их родителей и родствен­ников. Поэтому сейчас мы с другими ребятами увековечиваем их память и помогаем их близким.

Романов Ю. В. Вспоминают ветераны / Ю. В. Романов // Петров Дм. Афганские звезды. Честь, боль и слава / Дм. Петров ; науч. ред. А. Улунян. – Москва, 2015. – С. 102–108.